«Старший сын моих соседей почтителен и трудолюбив, — сказал Му Да. — Родители нарадоваться на него не могут. Но на прошлой седмице я встретил его в лесу: он воткнул в землю черпак для очистки отхожих мест и воздавал ему почести, будто это поминальная табличка в храме предков. Я хотел отобрать у него черпак, но мальчик стал визжать, царапаться и кусаться, а когда я отступил, поведал, что черпак — это подпорка Неба, и если она упадет, Небо опрокинется. И я подумал: не таковы ли мы все?»
«Му Да познал половину истины, — сказал Учитель. — Пусть же познает и другую половину: у каждого человека внутри свое Небо, и у каждого такого Неба — своя подпорка. Благородный муж бережет чужие подпорки, какими бы странными они ему подчас ни казались, потому что любой, в ком опрокинулось Небо, становится нечеловеколюбив и перестает понимать справедливость».
«А встречаются люди, у которых подпорка их Неба состоит в том, чтобы ломать чужие подпорки?» — спросил Му Да.
Учитель вздохнул и отвернулся.

(XXII-я глава «Лунь юя»)

Солнечный свет медленно сочится сквозь частый оконный переплет. В воздухе танцуют пылинки. Блик сияет на обломке катаны, вонзившемся в пол.
Но Кеншин не замечает ни пылинок, ни игры солнечных лучей. С его противника наконец спала непроницаемая маска, и теперь он может прочесть его кен-ки.
Он видит безумие.
Перед ним больное, искривленное сознание. Душа, лишенная понятий о морали, добре и зле. Разум, лишенный разума.
Соджиро был безумен всегда, понимает он. Ошибкой было думать, что мальчик потерял разум, пытаясь следовать закону Шишио Макото. Он был безумен задолго до того, как познакомился с этим законом.
И те люди, которых он упомянул… Люди, которые били его и хотели убить совсем — они, должно быть, чувствовали, что он отличен от них, что он… странный. Никто не любит странных.
А потом он попался на глаза Шишио, и тот швырнул ему свое мировоззрение, как швыряют утопающему веревку.
«Наверное, он сильно разозлился, — думает Кеншин о своем преемнике, — когда понял, что это не сработало.»
Потому что чужая мудрость не вернула Соджиро разум. Он так и не смог до конца понять законов, по которым начал жить. Его сознание превратило их в набор застывших, громоздких постулатов, малопригодных для того, чтобы жить по ним.
Но, какую бы форму они не приняли, эти убеждения все-таки привнесли в душу мальчика некое подобие порядка. Стали опорой его мира.
А теперь эта опора рухнула. Из глубины темных глаз, окруженных по-детски пушистыми ресницами, на Кеншин смотрит хаос.
- Господин Химура, — голос Соджиро дрожит от слабости и переполняющих мальчика эмоций, — я ошибался. А вы оказались правы. Прошу вас, позвольте мне стать вашим учеником…
«Что могу я сделать для тебя? — спрашивает Кеншин, вглядываясь в лицо бывшего врага. — Подарить правду, которую я выстрадал годами странствий, чтобы ты разделал ее на набор бессмысленных изречений и следовал им слепо? Шишио сделал тебе такой подарок, но я… Я не хочу.»
- Нет, — произносит он вслух, стараясь, чтобы голос его звучал мягко. — Если бы истину могла определить победа в поединке, тогда никто не ошибался бы, вот что я скажу. Ответ вы обретете сами, в том пути, которым пойдете отныне.
Соджиро некоторое время молчит.
- Так и не подскажете мне правильного ответа? — произносит он наконец. — А вы жестоки, господин Химура.
«Ты даже не представляешь, насколько», — думает Кеншин, улыбаясь благостной улыбкой.